О Т З Ы В Ы:
статьи, рецензии
Алексей Тумольский
Русские европейцы из Украины
Заметки политолога о "южнорусской" школе в поэзии России
80-90-х годов XX века
|
Журнал "Новое литературное обозрение",
|
Фрагменты статьи:
I. "Южнорусская" школа: жизненный проект
О южнорусской школе в поэзии России начали говорить и писать критики (но не официальные - андеграундные) в середине 80-х годов.
В это время внутри литературного андеграунда России сложились дружески приязненные и творчески заинтересованные взаимоотношения нескольких русскоязычных поэтов приблизительно одного возраста (даты их рождения: вторая половина 40-х - первая половина 50-х годов). Аркадий Драгомощенко, Игорь Лапинский, Алексей Парщиков, Илья Кутик, Виктор Летцев, Игорь Винов принадлежат поколению "семидесятых", и все они выходцы с Украины. Основная область их творчества - поэзия, хотя многие из представителей "южнорусской" школы продуктивно работают в прозе и драматургии, не говоря уже о теоретической авторефлексии, критике и эссеистике. <...>
В связи с творчеством поэтов "южнорусской" школы обнаруживается важнейшее обстоятельство: избрав в молодости жизненный проект литератора андеграунда, ни один из ее представителей творчески не был связан с эстетикой соц-арта. "Южнорусской" школе была чужда тотальная идеологизированность диссидентской литературы, когда существо творчества виделось прежде всего в отрицании, критике господствующего режима. Потому можно считать, что уход в андеграунд "южнорусских" поэтов был не столько идеологическим, сколько эстетическим бегством от официальной - "совписовской" литературы, с подозрением относившейся к новаторству в сфере поэтики, запрещавшей свободный творческий поиск новых тематических горизонтов, не говоря уже о формальном эксперименте. <...>
В Украине закономерно возникли приоритеты национальной литературы. Естественно, что русскоязычные авторы украинского происхождения, даже те, кто и поныне живет в Киеве (Летцев, Винов и Лапинский), сразу оказались ненужными культуре, озабоченной проблемами своего становления в условиях обретенной государственности. Исчезло и бывшее ранее единым для обеих стран поле диссидентского андеграунда. Не могло быть также и речи о консолидации с оставшимся в Украине от советских времен достаточно обширным кругом русскоязычных авторов, ориентированных на ортодоксальную эстетику "совписа", - категорически не совпадали творческие устремления.
Иным, но не лучшим, по существу, оказалось и положение "южнорусских" поэтов, живущих в России. Система "толстых" литературных журналов либеральной ориентации хоть и потеряла свой былой престиж, но сохранилась, поддерживая в новых условиях только авторов, продолжающих традицию либеральной советской поэзии и, главное, не выходящих за пределы канона стихосложения. <...>
II. Южнорусская школа: персоналии
Итак, что же предлагали литературному сообществу в течение 80-90-х годов поэты "южнорусской" школы? Но подобным образом поставленный вопрос (нормативный, кстати, для любого разговора о художественной "группе" в собственном смысле) оказывается некорректным по существу, ибо одним из самых важных моментов этого "предложения" оказывается гипертрофия творческого индивидуализма. "Южнорусские" поэты культивируют уникальность авторского видения мира (что проявляется в тематических предпочтениях); каждый из авторов стремится разработать оригинальный спектр формальных приемов, не говоря уже о создании персональных поэтик и технологий. <...>
Виктор Летцев (Киев) - создатель индивидуальной поэтической технологии, основанной на паронимии. Художник отчетливо мифопоэтической направленности. В эстетическом плане продолжает, с одной стороны, традиции символизма - его философской лирики, а с другой - формально акцентированные поиски русского исторического Авангарда. Летцев работает в метатекстовых единствах, которые трактует иерархически: высшее - "книга" включает в себя "циклы" и "сборники". Замысел всегда подчиняется метафизической идее "восхождения", когда кульминационными оказываются сложнейшие разделы философского характера (поэма "Имена", образно воплощающая идею развития, оказывается вершиной книги "Становление", начинающейся стихами на локальные темы, например, пейзажной лирики). Стихосложение обусловливается тематическими планами: в стихотворениях, тематически локально-конкретных, - версификация силлабо-тоническая либо тоническая; философски-обобщенные образы всегда реализуются посредством своеобразно трактованного свободного стиха. Поэтическая технология Летцева, запечатлевая историческое становление русского, украинского, белорусского языков, указывает на глубинную общность славянского культурного ареала.
<...>
Как можно заметить, по стилистике и тематическим ориентациям индивидуальные творческие искания у поэтов "южнорусской" школы не пересекаются: они действительно не составляют "творческий союз", "группу" в традиционном для литературной практики смысле. Это означает, что природа фактора, объединяющего их эстетическую позицию, кроется не только в художественном существе произведений, созданных поэтами, но и в соотношении этих устремлений с литературным контекстом 80 - 90-х годов.
III. Южнорусская школа как художественный проект
<...>
Все они - лирики. Но тональность лирического переживания в стихах "южнорусских" авторов в целом не характерна для традиций великорусской поэзии, основополагающие эстетические ориентиры которой в ХХ в. сформировались под воздействием символизма и направлений, в различной форме его либо преодолевавших (акмеизм), либо парадоксально продолжавших (ОБЭРИУ), либо альтернативных ему (Авангард). В этой поэзии есть рефлексивность, но отсутствует исповедальность; есть сверхплотная ткань предметных деталей, но отсутствует интерес к быту, к реалиям повседневной жизни; есть образы напряженного размышления о сущностных вещах в жизни каждого человека, но нет абстрактного философствования. Все поэты тяготеют к средней по масштабу форме стихотворения (от 30 и более строк), при этом владея лаконичностью и суггестивностью миниатюры. Но самые значимые художественные открытия совершены в жанрах крупных целостностей - в поэтической книге либо композиции, цикле, поэме.
Даже минимум процитированных фрагментов свидетельствует об ином течении времени, в которое погружено сознание поэтов "южнорусской" школы. Оно разительно отличается от коллапсирующих судорог постсовременности в "актуальной поэзии" коллег из России. У "южнорусских" поэтов лирика - "медленная", тягучая, в связи с чем сама ткань стиха становится предельно детализированной, орнаментальной (большая динамичность присуща только самым молодым авторам - Парщикову и Кутику). Время здесь - не исторически конкретное, в котором и поэты, и мы все живем. Это - длительность поэтической реальности - мира иной природы, что особенно заметно в философской лирике таких непохожих друг на друга по стилистике Драгомощенко, Березовчук и Летцева. И другая сторона переживания времени как "медленного". Заполненное событиями и активной деятельностью человека, время идет, как известно, "быстро", ускоряясь к концу - реальному либо метафизическому. И лишь в трех ситуациях оно может замедляться. Первая: когда человек (или культура) осознает "начало" большого периода в своем существовании, когда впереди времени еще "много" и открываются поразительные новые возможности. Время также замедляется в состояниях глубокой концентрации всех душевных сил на чем-то, крайне значимом, важном. Ну, и оно практически останавливается, когда человек приобщается к вечности.
Становится понятным, исток "замедленности" лирической рефлексии в стихах "южнорусских" поэтов. Этому может быть причиной полное и самозабвенное погружение в переживание своей субъективности, независимо от того, где находится ее эпицентр - в интеллектуальной сфере (Драгомощенко) или в подсознании (Винов, Лапинский). Поэтические интуиции Летцева, припадая к метафизическим истокам слияния Мироздания и Слова, безусловно, прорываются в сферу вечности. Березовчук же, во многих стихотворениях акцентируя мотив "пустоши", образовавшейся ныне на месте "Града" цивилизации, открыто утверждает отсчет нового "начала"…
<...>
Именно в трактовке темпоральности как "замедленной", представители "южнорусской" школы обрели "большое" поэтическое дыхание, позволившее им достичь таких успехов в работе с крупными целостностями. Почти все они - мастера нарратива, что оказывается результатом способности сознания в творческих интуициях "замедлять" временные процессы или растягивать в переживании мгновение. Кроме того, бросается в глаза, насколько "южнорусским" поэтам безразлична социальная тематика. Так сложилось изначально. И хотя тематический спектр их поэзии - чрезвычайно широк, в стихах Драгомощенко, Летцева, Лапинского, Парщикова, Винова, Кутика и Березовчук нет места "коммунальной кухне" советской эпохи, которая до сих пор продолжает оплодотворять творчество большинства представителей "актуальной словесности" в России. Поэзия "южнорусских" авторов начисто лишена идеологизированности. Не свойственна им и ироничность.
<...>
"Лирический герой" этой поэзии (в тех случаях, когда он наличествует) - всегда серьезен и патетичен. <...> Это личность во всех смыслах достойная, ощущающая и осознающая свою силу равно, как и слабости человеческой природы, свои творческие и мыслительные возможности в стремлении соответствовать неуничтожимым ценностям Бытия. Такой "герой" проводится поэтами через лабиринт экзистенциально значимых ситуаций (Парщиков, Кутик). Этот путь может быть очень болезненным (Винов, Лапинский), "лирический герой" может самоуничтожиться (Березовчук), может обрести высшую форму существования в созерцании (Драгомощенко) либо в растворении в извечном круговороте Сущего (Летцев), но он никогда не опускается до тупиков социального противостояния, попросту их не замечая, ибо решает в своем творчестве проблемы куда более важные - и для себя, и для поэзии, и для культуры.
Обращает также на себя внимание богатство и специфичность лексического фонда в поэзии "южнорусской" школы и основания, на которых происходит его отбор. Здесь никогда не бывает лексического "снижения" <...> Так, Драгомощенко, Лапинский, Винов придерживаются нормативов сугубо письменного литературного языка во всем богатстве современной лексики. В своих технологических сочинениях Летцев предпочитает работать с лексемами, имеющими в мифопоэтической традиции статус универсальных символов. <...>
Нельзя не сказать несколько слов и о приверженности большинства "южнорусских" поэтов свободному стиху. В русской советской поэзии установка на рифмованный силлабо-тонический стих превратилась в догму, и отказ от нее трактовался почти как идеологическая диверсия. При этом игнорировалось то главное, что отличает поэта от графомана: версификацией в любом стихосложении нужно владеть. Отсутствие осмысленных в стиховедении правил письма в свободном стихе (их нет и до сих пор) привело к тому, что эту ритмическую технику за таковую не считают, несмотря на то, что она стала ведущей в практике поэзии всех стран Запада. Но чувство ритма у читателя, если оно не зашорено предвзятостью, сразу обнаружит в приведенных фрагментах пластику, упругость в пульсации акцентов, органичность в дыхании синтаксиса. Все представители "южнорусской" школы мастерски владеют свободным стихом - разными его типами, прижившимися в поэтическом письме на русском языке. Тем самым, с одной стороны, открываются новые перспективы для развития ритмической организации в отечественной поэзии и, с другой, создаются предпосылки для вхождения современного русскоязычного стиха в контекст современной мировой поэтической практики.
<...>
IV. Неутешительные итоговые размышления
<...>
Время и место, в котором поэт живет и пишет, как оказалось, не просто "конкретный город", не просто "очередное десятилетие" в истории литературы. Подлинное творчество, которое не подчиняется идеологическим установлениям и утилитарным целям жизненного успеха, способно переносить художника в пространства других культур, где и человеку дышится иначе, где и время оказывается свое-временным себе. Оно не берет футуристическим марш-броском пустоту будущего; оно не откатывается пассеистической волной на обнажившиеся руины постистории. Когда художник, наконец, счастливо находит - как поэты "южнорусской" школы - свой локус свободного правостояния, то в его стихах благодарная жизнь раскрывается во всей свой полноте - полноте искусства Слова.
Что, однако, сегодня вовсе не служит гарантом состоявшейся при жизни судьбы литератора.